СОН

Сон  уходил. Не открывая глаз, он вытянул одну ногу, потом другую. Одеяла на нем не было.  Но и обычного утреннего озноба в теле не было тоже. Удовлетворившись напряжением здоровых мышц,  готовился  вовлечь в утренний балет на кровати свое больное плечо и малоподвижную  левую руку. Шевельнул кистью левой руки,  приподнял предплечье. Вот сейчас будет больно, привычно кольнуло в сознании. Но боли не почувствовал.  Жмурясь спросонья и не меняя положения тела, отбросил правую руку в сторону.  Жены рядом уже не было.  По утреннему коротенькие мысли подсказали, что она  встала и в кухне пьет кофе в одиночестве. Показалось даже, что колыхнулась рядом тонкая струйка аромата свежесваренной арабики. Не позвала, не разбудила, без огорчения подумал он о жене. Вставать не хотелось. Провалиться в сон не получалось.
Чуть разлепив веки, позволил рассвету коснуться зрачков.
Утро настойчиво будило.   Пора вставать.   Он открыл глаза.

Взгляд упёрся в нечто  темно-фиолетовое.   Не  поворачивая головы, скосил глаза влево. То, что он увидел,  заставило резко подняться.
Огромные разноцветные  пятна, сходя на нет  полутонами,  возобновлялись  в каждом следующем пятне новыми красками.   Зрелище заворожило и ослепило сознание. Бескрайнее полотнище  полыхало акварелью и куполом накрывало землю.  Как  на гигантском  батике, куда  с продуманной небрежностью выплеснуты тонны красителей, растекались разноцветные облака.  Высоко. Это небо, определил мозг.
Потолок.. кровать… Что… Где… Он вспомнил, как укладывался перед сном в постель, как устанавливал часы  будильника в мобильном телефоне,  прикидывая, хватит ли  последнего деления заряда батареи до утра.  Вчера это было. Тотчас же осмотрел себя и место, где он только что проснулся.   Кроме трусов, на нем ничего не было. Поверхность, что со сна показалась постелью, ничуть не напоминала дом. Ни простыни, ни подушки.  Лежбище было ровным и гладким, как кожа синего кита. Провел рукой  по этой коже и почувствовал  тепло.  Верить своим ощущениям было невозможно.  Я упирался головой в спинку кровати!, отчаянно   цепляясь за  привычное, вспомнил он.   Не поворачивая головы, пошарил рукой позади себя… Ничего, только та же кожаная поверхность.  Приснится же хрень… Он все еще пытался убедить себя, что спит и искал признаки нереальности происходящего.
Со всей силы дернул себя за ухо и за нос. Было очень больно.
Пробуждение  стало  уже случившимся фактом.
Какого хрена я тут делаю и как я здесь оказался?! – возмущенно завопил мозг.  Но услышанный им собственный голос зазвучал как А-А-А-А-А-А-О-О-О-О-О-У-У-У!!   Наоравшись, изнурив себя криком, он как будто протрезвел.  «Чего ору-то, кого пугаю-то..» -  он уже не сомневался, что всего то и делов - проснулся не совсем на той планете, на которой  засыпал. Точнее будет оценить планету как совсем не ту, и даже вовсе не известную, не похожую ни на одну из  знакомых ему по астрономическим атласам школьного курса.
Надо осмотреться, решил он, а то набегут скоро….  Кто набежит, откуда и  зачем, думать не хотелось.  Ничего хорошего от обитателей неизвестной планеты он не ждал, поэтому рука инстинктивно стала  искать что-нибудь – палку, камень. Нашарил какой то брусок правильной формы. Это оказался его собственный старенький мобильник.  Забыв о приготовлениях к самообороне, он обнял телефон двумя ладонями.  Потом уставился на потертый дисплей, как будто большего чуда никогда не видел. Батарея оказалась доверху заряженной.
И все же пора двигаться,  напомнил мозг.  Кармана в трусах не было,  поэтому он встал, не выпуская телефон из рук.
Кроме расписного неба,  взгляд выхватил в первые мгновения после сна  нечто, нависающее над головой.  При рассмотрении  это нечто оказалось диковинным не то деревом, не то сооружением.  Темно-фиолетовое от земли до самой верхней точки.   Напоминало многоярусную вазу для фруктов, только очень - очень  большую.   Толстые мясистые края чаш этой вазы были ровными и гладкими. Чтобы рассмотреть дерево, ему пришлось отойти подальше. Диаметр нижней чаши был примерно 150 метров. Надстоящие чаши и чашечки были немногим меньше. И вся эта конструкция, устремляясь в невероятную высоту, стояла на тоненькой ножке.  Эта  ножка-стволик была так тонка, что если бы захотел, он мог зажать основание в кольцо большого и указательного пальца одной руки.  Но исследовательский дух еще не снизошел к его изумленному сознанию.  Поэтому отметив  особенное  дерево,  он пошел,  не зная куда.

Пейзаж не менялся. Все те же деревья чаши, стоящие на изрядном отдалении друг от друга.  Какие то крупнее, какие то мельче – всего то метров пятьдесят  высотой.  Одно такое дерево издалека ему показалось совсем маленьким. Он почти побежал к нему, так сильно оказалось внезапное желание  оказаться рядом  с предметом, размер которого не так давил бы своей огромностью. Он даже подумал, что сможет заглянуть внутрь  нижней чаши. О том, что  хотел бы там увидеть, он не рассуждал.  Хотелось пить, хотелось есть, но более всего он хотел умыться и почистить зубы. Вода!.. Да-да, в этих чашах наверняка есть вода!  Шаги его становились все чаще и длиннее, он уже бежал, подгонямый  трепещущей надеждой.  Бежать оказалось дольше, чем виделось издалека. А дерево при ближайшем рассмотрении явилось таким же кожаным утесом на тонкой ножке, как и все, встреченные им прежде. От обиды и отчаяния он со всей силы треснул эту гладкую толщу кулаком. Рука, увенчанная плотно сжатой пятерней, почти без сопротивления по локоть вошла в мякоть чаши.  Эластичная глубоко вдавленная поверхность дерева  крепко обхватила руку. От неожиданности, он замер. Через несколько секунд медленно освободил  руку, тупо уставившись в ту точку, где только что была его рука. Вмятина плавно расправлялась. Через несколько секунд поверхность дерева выглядела точно так же ровно, как и до удара.  Он  приставил ладонь к чаше и попытался вдавить пальцы.  Рука ни на миллиметр не продавила поверхность, которая теперь была плотной и неподвижной.  Дерево оказалось теплым. Температура его была даже выше температуры человеческого тела.  От жгучей внезапно накатившей волны неприязни к этому обитателю неизвестной ему планеты, он стал колотить чашу со злобой и остервенением. Кулаки его как будто мечтали встретить  отпор бетонной стены, вместо этого неизменно оказывались на миг добродушно плененными гуттаперчевой массой и так же легко вынимались. Дерево играло с ним! Так мастер айкидо  легко уходит от удара забычившегося, но  неопытного  новичка.  Человек  был забавен дереву, так же,  как нападки   щенка-несмышленыша   бывают смешны человеку. Он почувствовал стыд и какую- то неловкость и опустил руки.  Вспомнил про воду, которую мечтал найти в чаше. До края нижнего яруса было высоковато.   Аккуратно положил на землю свое единственное сокровище, – телефон, который не выпускал из рук с самого утра, с тех пор как проснулся  и понял, что он не дома.  «Слышь, брат, ты это.. ну извини..», как к живому обратился он к дереву.  И уже без агрессии, деловито  пинками и ударами загоняя ступни  и кулаки, стал карабкаться вверх к краю чаши.  Дерево помогало ему, надежно страхуя  его конечности и отпуская по первому требованию. Снисходительно подставляя  ударам упругие отвесные бока,  чаша  пропускала человека  в себя, позволяя добраться до верхней точки опасного маршрута.
Он цеплялся и полз все выше, пока  голова не оказалась над краем чаши. Он заглянул внутрь. Стенки и дно изнутри были точно такими же, как снаружи. Чаша оказалась безнадежно пуста.
Вниз по гуттаперчевой лестнице-дереву полз устало и разочарованно.
Глухое чувство голода напомнило о себе.  Ощущая себя совершенно разбитым, он  распластался под деревом и уснул.  День первый был окончен.

Спал он крепко, без сновидений.  Проснулся мгновенно.  Просто открыл глаза и сел, не потягиваясь по обыкновению. Стряхнув с себя остатки утреннего  оцепенения, вспомнил день вчерашний.  Это был сон, с тоской подумал он.  Но дерево, под которым он спал,  было на месте в своей приветливой неподвижности.  «Куда мне теперь», комком в горле  распирала жалость к себе.  Он покосился вверх, на край чаши, на которой зависал накануне и пожалел, что не догадался осмотреться вкруговую.  Но повторять вчерашнее восхождение показалось бессмысленным.   
Не было еды, не было питья. Но грел руку  телефон. Он посмотрел – батарея была заряжена. Звонить некому, угрюмо констатировал  мозг.  Вчера он  пробовал нажимать клавишу с зеленой телефонной трубкой, но, разумеется, отвечала ему тишина.
Он шел и шел. Физической усталости не чувствовалось.  Гладкая кожа планеты впитывала утомление, едва только ступня человека касалась ее тела.
Она растворяла все следы и последствия его скудной жизнедеятельности. Вокруг почти ничего не менялось. Насколько хватало зрения,  высились циклопические чудо-деревья. Или не деревья..  Они были темные, разных цветов и оттенков.
Оберегая личное пространство друг друга на расстоянии, деревья  стояли строги и недвижны.
А человек продолжал свой ежедневный бессмысленный путь – без цели, без дороги и направления.
И даже вне времени.   Нет, дни на этой планете так же как на Земле, сменялись ночами. Телефон тоже исправно подтверждал движение земных часов. Вот только совместить время двух планет не удавалось.   Когда он сегодня проснулся, телефон сообщил ему, что  дома сейчас 22 часа. А вчера утром он  открыл глаза в 18 часов телефонного времени.   
Он  начинал привыкать к своей новой реальности.  И очень хотелось найти жизнь. Ну хоть кого-нибудь.  К деревьям на тонких ножках он больше не приближался. Форма бытия этих фиолетовых туш была не понятна и не отвечала потребности человека в общении.  И еще – вызывали странное отвращение тонкие ножки-стволики. Что удерживает чаши в равновесии? Эти ножки так тонки и малы, что не могут и не должны выдерживать  такой  объем и не подламываться…

Нет, одиночество его тяготило не слишком. Там, на Земле.  Но сейчас  хотелось движения вокруг себя, живого контакта, дружелюбного или не очень – это не так важно.  Он  был готов примкнуть к любой стае.
Беззвучная чистенькая  планета без единого прыщика-возвышенности на своей коже вызывала тянущую тоску.  Все- то здесь было упругим и ровным, плавно-скругленным и без запаха.  Единственное, что пахло на этой планете, так это он сам.
Он на ходу пробовал развлекать и бодрить себя песнями. Пробовал петь марши, затягивал  известные ему старинные романсы. Но после первых двух строчек  дыхание сбивалось, не зависимо от ритма мелодии и быстроты слов. В груди щемило и пересохшее горло отказывалось продолжать петь.
Светило, что освещало планету,  не было похоже на Солнце.  Тепло, исходящее с неба имело постоянную температуру.  Здесь не было ни жары, ни холода.  Звезда  плыла по небу  низко  над горизонтом  и никогда  не выходила в зенит.  То, что это именно звезда, не вызывало сомнений.  Небесный шар  красноватого цвета был достаточно ярок, но короны, подобной солнечной  не имел.  Может поэтому,  казался существующим отдельно от неба, не демонстрируя  главенства  и не оказывая видимого влияния на меняющиеся краски неба.   Пятна в небе чередовались  сами по себе.   Он поднял глаза вверх. В этот раз над ним преобладали оранжевые и зеленые цвета.   На несколько секунд задержал взгляд на большом оранжевом пятне. Он увидел, как оранжевое пятно сузилось и снова распахнулось.  Небо приветствовало его. Гоню, догадался он.  Человек  опустил голову и стал рассматривать крупные поры на кожаной поверхности планеты.
Хотелось есть. Ни крошки еды  не съел он с тех пор, как впервые проснулся здесь.  Но за несколько дней чувство голода нисколько не усилилось.  Он был голоден ровно на столько, насколько бывал утром перед завтраком.
Ландшафт стал немного меняться. Попадались невиданные прежде деревья.   Похожие на алоэ, растущие в дикой природе Земли, но изрядно большего размера.  Темно-зеленые чешуйчатые толстенные листья  гигантским застывшим фонтаном громоздились на тонкой ножке-стволике, каких он видел здесь бесчисленное множество.   Ему захотелось действия, хоть какого- то занятия.  Он стал выламывать самый нижний лист.  Дерево показалось холоднее на ощупь, чем  те, давешние.  Возился долго, дерево не сопротивлялось, но и не помогало  человеку насытить свое любопытство.  Получилось. Тяжелый кусок дерева отвалился от ствола.  Сердцевина листа имело вид желе розоватого цвета.  Он решил попробовать на вкус эту  прохладную массу.  Похоже на несладкий фруктовый мармелад, но есть можно. Проблема пропитания была решена. Подхватив на плечо обретенный запас еды, человек двинулся дальше.
Ноша была тяжела, но бросить ее и идти налегке,  он не собирался. Это - еда.   Приходилось чаще обычного  останавливаться  передохнуть.
Телефон, его главное здесь сокровище, был накрепко приклеен к руке прижатыми к ладони пальцами.
Эта  бесполезная вещица стала  для него символом всего, чем он дорожил.   
Дисплей старого телефона  был для него окном в дом.   Во время  одного привала он впервые решился заглянуть телефону в душу. Листал телефонную книгу.  Слушая знакомые мелодии  сигнала, закрывал глаза и представлял, что ему звонят.  Вот сейчас он нажмет кнопку приема и услышит чей-нибудь голос.. Потом обрывал мелодию и переходил к следующей, внушая себе, что просто слушает музыку..  Набрел  на фотогалерею и видеозаписи.  Фотографий в папке не оказалось, а вот видео…  тонким срывающимся голоском его дочка читала детские стихи.   И забавные строчки  детским лепетом рисовали ему картины  настоящей  не придуманной  Жизни. «Вот как-то раз, ночной порой, когда в лесу так тихо…… С зайчатами зайчиха..  Они прижали ушки, повисли как игрушки……», - старательно выводила дочка.  Девочка моя… Лес…. Шелест листьев….  Образы были  бессвязными  и терзали душу.   Он уткнулся лицом в синюю китовую кожу и уснул.

А проснувшись, опять шел… Шел день за днем. Ночами спал, а днем шел, с каждым часом теряя надежду встретить кого-то.

Вечернее небо  клокотало сиреневым  и зеленым.
Он ни разу за все дни не видел заката на этой планете. Да и вообще, часто ли смотрел он на небо.   С самого начала  оно казалось нарисованным и чужим.  Небо как предмет изобразительного искусства. Жене бы понравилось.  В другом месте и в другое время. Мысли о доме, желание вернуться к родным, обволакивали его изнутри  постоянной душевной болью, выплескиваясь изредка приступами беспричинной ярости  или затмевающего разум отчаяния.
Он ни разу не видел заката…   Машинально, по ходу своего бессрочного и бесцельного  пути отмечая  движение в верхних сферах, думал о жизни здешнего неба гораздо меньше, чем  об облаках.   Своих облаках. Земных.  Там, на Земле, он понимал небо, легко определял погоду на следующий день. По облакам, по ветру, по закату, по звездам…
А здесь – он ни разу не видел заката… И ветра. И звезд.
Место, где он будет ночевать каждую следующую ночь, избиралось им быстро.  Просто шел, от усталости валился с ног и немедленно засыпал.

Но сегодня он решил.   Остановиться, сидеть и ждать заката.  А вдруг.. Вдруг это то самое, что ему необходимо сделать! Увидеть Землю. Узнать ее среди мириадов звезд и планет. Высоко подпрыгнуть, как можно выше, насколько хватит силы мышц.  И…. он дома.       
Он не ложился. Он ждал. Сидел и не отрываясь смотрел в небо. Впервые так долго и пристально.

Невидимые гиганты расстелили полотно, взмахнули им над Планетой, и замерли. Живая ткань полусферой зависла над Планетой, над тем кусочком чужого небесного тела, где сейчас сидел он. Человек в трусах и с мобильником.  Он ждал сумерек и увидел как тусклыми становятся оранжевые и зеленые пятна,  обращаясь фиолетовым… потом темно-синим… еще темнее… Небо стало черным.
Он не увидел  Землю.  Не светился в ночном  небе мерцающий синий шарик.  Не светилось вообще ничего. Темнота была абсолютной. Звезд не было.
Он лег  ничком, подтянув колени к подбородку, прижимая к груди телефон. Здоровенный земной мужик в трусах  и с телефоном лежал и скулил на одной ноющей ноте. Как потерявший маму малыш, который долго плакал и устал.   Он лежал с закрытыми глазами  беспомощным и одиноким клубочком. И  голубая родная планета  с комком обиды скатилась  через пищевод куда- то вниз живота.   Баюкая на груди телефон, он ласкал вместе с ним каждую песчинку далекой родины.  И память о Земле растворялась в нем,  согревая для человека холодное чужое пространство.  Забытье сна  не прервало  его  желание оказаться дома. Во сне он видел далеко в небе Землю и  пытался допрыгнуть.

А на завтра снова шел. Просто переступал ногами, слушая причмокивание босых ног.  Здесь никого нет. Он уже понял это, но продолжал идти. Изредка останавливался, чтоб запихать в себя  одну-две пригоршни  вязкой безвкусной  субстанции дерева, которое поделилось с ним своим телом.  Фруктового вкуса желе он уже не чувствовал.   После одного из таких привалов, человек пошел налегке. Оставленная им пища не имела ни радости, ни смысла, ни вкуса, ни запаха.  Зачем это есть, если состояние легкого голода  за все дни ни разу не ослабело, но и не усилилось. Все на этой планете было до тошноты постоянным.
На следующее утро он уже не встал.  Весь день пролежал, уставившись в одну точку. Взгляд был направлен верх, но неба он не видел.  Временами впадал в мутное забытье, потом приходил в себя.
И следующий день провел так же, как и предыдущий. Лежал на спине, не меняя положения. Живот его ввалился чашей, тело безвольно растеклось по теплой и гладкой поверхности.  И только рука, судорожно сжимаясь, крепко держала телефон.
Зачем? Кому это надо?..
Как? Почему?.. Почему – он?.. Почему он здесь?..  Один и тот же вопрос взбулькивал  в нем, как остатки жидкости  в каше  на уже погасшей, но еще теплой плите.
Сам.  Отчеканил мозг.  Я выбрал сам, эхом повторил он. Сам????  Сам.
Он  не боялся смерти. Он понимал ее не как окончание бытия, а как переход жизни в новое качество.  Смерть это как жизнь. Только очищенная  от желаний, боли и притяжений.  Он подолгу рассуждал о единстве планеты и ее обитателей. Там, на Земле...   Он досадовал, что люди не понимают этой связи, родства.  Терзая свою мать-землю,  бездумно играют с ее кровью и плотью, страшась   недовольства ее, как недалекие  дети  гнева взрослого.    Сам-то он, разумеется,  давно все понял,  но поднимаясь с дивана,  шел  и включал свет в комнате,  умывался водой из-под крана, не думая о варварстве человеков.   Садился за руль автомобиля или прохаживался по замурованной  в асфальт  и бетон   коже Земли,      Окунался  в поток привычного и каждодневного, подпитанный  стадной людской амбицией,  предписывающей вот такой уклад жизни.  Но временами продолжал  мечтать. О комфортном  бытии без вражды, без страданий и забот о пропитании.  О жизни в единстве человека со всем живым на Земле. О гармонии.
Ему стало казаться, что на самом деле сном были годы, прожитые им на Земле.  Волшебный длинный сон, где были черное и белое, враги и друзья, добро и зло,  радость и горести. Причудливой вязью  события  творили  его жизнь, не похожую ни на одну другую.

Я выбрал сам. А она выбрала меня, понял он.
Он  почти ощутил готовность планеты выпустить из своего тела  тонкую пуповину. Навсегда соединить человека с собой  стволиком, который можно будет обхватить большим и указательным пальцами.
Он лежал, и угасающее сознание  передавало его гортани одну фразу. Я выбрал сам.  Его собственный голос, уже не окрашенный полутонами,  надрывал  тишину пространства  однообразными прерывистыми  звуками.  Я..выбрал..сам… я.. вы..брал..сам.. я..вы..бра..л..сам…  сам…вы..брал..сам..  Эта заунывная  мантра  избавляла его от последних мук телесной тоски  чужеродного организма  на новой родине.   
Я..я..я..а..а..а..а..    вы.ы..ы. .бра.а..а..а.л.. са..а..а..а..м..м..м..м…
вы..бра..а..а..л..са..а..а..м..м..м…  вы..брал..са.. я.вы..ы…бра..а..л..са..а..а..а…
Вы…брал…ся..я..я..я
Вы..ы…бе..е…русь….
Я.. вы.. бе..ру..сь…  сь…. Ру..сь…  русь…. вы…бе…русь…
Отдельной от тела и разума волей,  он оторвал от поверхности спину... Опираясь на руку,  сел.. Преодолевая головокружение встал, не прекращая бубнить свое  новое  «вы-бе-русь».     Очень больно…. В сознание возвращала боль от плеча, которой не было больше месяца.
Он скорее чувствовал, чем понимал…..Он  знал, что ему следует сделать.  Свою волю и намерение надо передать  этой планете..  Желанием и  движением.
Он, шатаясь, ступил в сторону. Шаг за шагом удаляясь от места,  где  новая истина сотворила его новую суть.   И босые ноги, прикасаясь к  теплой поверхности живой планеты, каждым шлепком сообщали ей  - я здесь чужой, я выберусь.
Он шел, не глядя по сторонам.  Тысячи или миллионы шагов отделяли его от земных радостей и печалей. От чернеющего мартовского снега.  От  чириканья одуревших в лужах  весеннего солнца птиц. От потоков живого воздуха и солнечного ветра.    Он шел и знал, что когда-нибудь придет.
Шел, пока не упал.
Проснулся и не открывал глаз.   Луч света скользил по лицу.  Тикали настенные часы.  Уловил запах свежеиспеченного хлеба.
Резко открыл глаза и сел. На собственной кровати.  Сон…. Приснится же хрень! вибрируя от восторга, рыдал мозг.  «Кофе пить пойдешь? Или я одна буду?», -услышал он голос жены.
В руке был зажат старенький потертый телефон.  С доверху заряженной батареей.