ЗДОРОВО !!!!

                                                                     ВЕЛИКИЕ ЛУКИ  
действие в двух днях:
день 1-й. Вторжение  
день 2-й. Противостояние
Эпилог  
                                                                             1-й
                           Мы стояли на автовокзале в приподнятом настроении . Мы - это я, мой приятель, его друг и наш старший товарищ, уже представивший нас небольшой группе дамочек, с которыми был знаком по работе. Нас объединяло начало путешествия на три дня в незнакомое  и загадочное для нас место - Великие Луки.                  
                          Времена были смутные, зима была серая и холодная. А потому, когда нас,  вольных парней, пригласил наш хороший знакомый, мы , не раздумывая, согласились. Условие было одно - две бутылки водки на каждого. Тогда ещё водка являла собою ценность во всех смыслах, а при случае, могла и валютой послужить. Нам было обещано гарантированное женское общество, что украшало предстоящий вояж романтизмом, как нам представлялось. Тогда ещё мы верили, что любое появление женщины в обществе мужчин, есть плюс, вернее,  два плюса или что-то типа горячего шоколада с мороженым и, в любом случае, это есть украшение.
                           Теперь же мы с небольшим недоумением созерцали этот десерт в образе уверенных в себе и, даже, слегка нагловатых и деловых девиц, одетых по последней моде. Особенно среди них выделялась одна, явный лидер и предводитель сего общества. Невысокая, плотно сбитая, с коротким и крупным носом, сероглазая дива до тридцати. Мы не были примерными мальчиками, но манера поведения её и подружек  не была нам близка. Но ничто не могло нам испортить настроения, даже то, что, по шовинистическому молодёжному максимализму, возраст этой компании был критическим во всех смыслах. Хотя, среди нас и ходили слухи, якобы дамы в возрасте ( а, по нашему мнению, это все, кто старше двадцати одного) могут нечто такое, что неведомо обычным "сикухам". Возможно, в этом было какое-то зерно, но мы слабо верили в это. К тому же, внутри компании нами была замечена некая молоденькая синеокая фея с лицом ангела. Но, её всё время оттесняли от нас подальше. 
                        Итак, мы погрузились в автобус, скромно  разместившись позади всех женщин, а мужчин, кроме нас не было. Древний икарус заурчал плотоядно, утробно подрожал,  и мы отбыли.  Тут же выяснилось, что нас сопровождает экскурсовод - тётенька  с уставшим, замученным и интеллигентным лицом. Минутой позже она поведала, к нашему стыду, что едем мы в пушкинские места, и она очень рада видеть на борту любителей творчества Александра Сергеевича, хотя кто-то на стоянке убедил нас,  будто мы держим путь в места боевой славы. И даже, мы успели пропустить по этому поводу стаканчик, заботливо переданный нам с первых мест, по указанию предводительницы. Белый пластик наполненный чуть меньше половины лимонной водкой произвел на нас неизгладимое впечатление. Замечу, что перед поездкой наш опытный боевой товарищ - организатор,  наказал нам держать в тайне наличие у нас спиртного, которое он возвёл в ранг стратегического  запаса. Его план отлично работал, после первого, нам был передан второй - за великого поэта, а потом и третий, а дальше я не считал, но впал в философский настрой, слушая мягкий голос из динамика над головой, и  созерцал за окном проплывающий пейзаж, казавшийся в начале пути унылым. Теперь то, что было смазанным и серым,  стало наполнено  тысячью глубоких и резких оттенков.            
                     Очнулся я от гама и шума впереди и треска громкоговорителя. Оказывается, наш проводник, влюблённая в город  и поэта, осмелилась сделать замечание нашим барышням на предмет отсутствия  внимания, излишнего шума и непомерного возлияния. В ответ прозвучало что-то резкое и обидное, больше я не слышал её голоса и мы так и не узнали о тяготах путешествия по этому тракту  и невзгодах, подстерегавших отваживающихся на санях лютой зимой преодолеть сиё расстояние в былые времена.  Наша же компания неслась дальше вперёд посредством чудес достижений в механике и размягчённой горячительным напитком мысли. 
                    Вскоре  начались пьяные песнопения в лучших традициях и исполнение неверными голосами хитов   - "Ой мороз, мороз не морозь  меня, моего коня" , " Вот кто-то с горочки спустился" , Шатунова и прочего шансона.  Это стало невыносимо и я отключился, уперевшись лбом  в стекло. Неожиданно мы приехали и за окном был уже вечер, так мы преодолели пространство и время. Выходя последним с моим другом, нас поразило количество лежащих на полу в неприличных позах пустых бутылок. Кажется, их было больше, чем "паломников", а по бодрым голосам на улице, мы уверовали, что это тара от газировки . Мы прошли мимо забившейся в кресло нашей стюардессы культурного ковчега, взирающей с ужасом и облегчением на покидающих его любителей русской словесности. Я пробубнил благодарность и, потупив взор, вступил на великую землю, испытывая чувство вины за " наших" женщин, а также, чувство гордости, за них же, сумевших одолеть столько сосудов с ядом и не упасть лицом оземь, и теперь,  резво галдящих и уже трезво смеющихся. Ко всему прочему, меня одолевало радостное и гаденькое чувство того, что я весело пьян, а равновесие "литр на брата" не нарушено, и наш запас цел. 
                      Быстро разместившись, мы отправились на ужин, который проигнорировали представители противоположной стороны, заявив, что устроят сегодня свой банкет, на который, кстати, были приглашены и мы. Но, несмотря на то, что тот пансионат куда мы прибыли, стоял где-то посреди поляны в глухом лесу и являл собой отнюдь не дворец, а прямоугольную коробку, светские приличия никто не отменял. А всем известно, что знакомство с местом и обитателями происходят именно за ужином в банкетном зале. А потому, мы надели парадно выходные спортивные костюмы адидас и пума с одноимёнными кедами, хотя,   наш старший брат щеголял в ультрамодных ботах со странным названием "рибок". Побрызгав себя одним одеколоном лакоста, щедро предоставленным моим товарищем, любителем тонкого парфюма (разумеется, обладатель модных шузов душился чем-то совершенно неприлично дорогим, и наши руки еще до него не добрались), мы вошли в зал!
                    Мама мия,  за столиками - островками сидели небесные создания, водя вокруг скучающими глазищами с поволокой. Вот оказывается, кто чтит великих поэтов и готов, терпя лишения и муки, отправиться в заветные места стылой зимою.   Мы были навеселе и быстро познакомились с двумя соседками по столику. Тут надо признать, что мы разделились на два крыла. В одном были я с другом,  которые имели малый опыт борьбы и взаимодействия с зелёным змием, и призывающие его лишь на помощь в нелёгкой борьбе за нежные и неприступные дамские сердца или для праздного веселья. В другом, были приятель моего товарища и старший наш брат, их отношения с чудовищем были более тесные и глубокие, наполненные противоречиями - от непомерной любви, до полного отрицания. Змий требовал от них полного поклонения, давая взамен сладкое временное  небытие и непонятный пока нам - кайф.
                    Второе наше крыло было уже изрядно измотано борьбой и проявляло малый интерес к эфемерным  созданиям.  Они отправились в номер для подведения " итогов".  Мы же договорились на поэтический вечер с нимфами и  должны были подготовиться. Заведение, где мы пребывали,  в тот день не имело вечернего досуга, и было решено его провести в апартаментах взрослого товарища, который, по нашему разумению,  должен был бы отправиться   на званный ужин к своим приятельницам, прихватив собрата по крылу для представительного посольства. К тому же, нужно было выманить у хитрого жука одну из двух бутылок вина и шоколадку, припасённые им на экстренный случай, который, очевидно, уже  и наступил. Наш план наткнулся на неожиданное сопротивление, ибо наш наставник требовал, что бы мы все вместе пошли отведать невиданных  яств и вин, почему-то добавив, что побаивается своих подружек. Всеми правдами и неправдами нам удалось выпихнуть этих двух типов, увещевая их домыслами о братстве, о подставленном плече, и, пугая, что запасы напитков на той стороне не бесконечны, а они могут пить за нас двоих. Последний аргумент показался парням вполне приемлемым, а обмен вина и шоколадки на безлимитное потребление высококачественной выпивки, очень выгодным.
                      Первая напряженность уже сошла, наши шутки и сладкий дурман напомнил румянцем щечки двух красоток с ужина и глаза их уже блестели лукавым маслом, смех стал озорным и громким, мы, поймав волну, дополняли друг друга игрой ума и смелостью намеков. Время перестало течь, вернее летело, а мы не замечали. Просто нам было здорово и хорошо. Мы чувствовали близость и, начав знакомство с низменных порывов,  забыли о них и просто наслаждались обществом друг друга. 
                    Дверь распахнулась, и на пороге появился хозяин апартаментов. Взгляд его был мутно белёс. Мы переглянулись с другом, ощущая ненависть к нашему товарищу, вот так вдруг бесцеремонно вломившегося к нам из далёкого холодного мира в наш такой уютный мир грёз и сбывающихся фантазий. Позади него, сопя и мурлыкая,  показалось  улыбающееся лицо нашего другого приятеля. И мы тут же устыдились своих раскисших чувств и мужское братство возобладало и вернуло нам уверенное хладнокровие. Они развалились на кроватях,  и сотканное нами ажурное покрывало беседы  из тонких нитей намёков и полутонов, превратилось в дерюгу с прорехами, подёрнутое пылью никчёмных фраз и дырами невыносимых пауз. Глаза  нимф погасли, румянец превратился в батист, а фигуры сковало холодным воском напряженного равновесия. Но  постепенно произошло закономерное чудо, мурлыкающий кот свернулся калачиком и засопел, а опытный наш боец стал выпадать из вялой беседы и, смешно запрокидывая голову, все чаще нёс несусветную околесицу, чем веселил нас и девушек. Скоро и он, дрыгая ногой,  погрузился туда, куда он так стремился всё это время. Мы стали возвращаться в наш дивный мир, ускользнувший было, но вот, решивший повременить. Тут на меня нашёл морок от выпитого, от тепла, от вида граций и сладких нот их голосов, и я понял, что мы поймали нечто, что безуспешно ищем всегда - гармонию чувств и ощущений. 
                     Она стояла в проёме двери. Фурия. Уперев руки в валики своих бочков, выпятив внушительные  полусферы, являя собой олицетворение тёмных сил ( так мне это рисовал  ослабленный хмельными парами разум). Стальные глаза её обводили наше благородное  собрание и, буквально, испускали лучи лютой злости, которые заставили всех нас, у кого были открыты веки,  потупить свой умиротворённый доселе взор. Отвернувшись, я уперся взглядом в рельефную надпись на подошве подрагивающей кроссовки утомившегося бойца, пытаясь понять смысл загадочной фразы "Reebok", и почему там два "e", а не "о". 
                      Ещё не было произнесено ни слова, но, вдруг повисшая, тишина вернула в наш, тоже уже теперь ирреальный,  мир обладателя модных тапок. Он, неожиданно резво вскочив, бросился к предводительнице ввалившегося и толпившегося позади неё войска, состоявшему из двух пухлозадых матрон и сказочной синеглазки, которая теперь, без тёплой одежды, была просто ослепительна, издав вопль приветствия, очень похожий на отчаянный крик, и пьяно раскинув руки для объятий, наш герой  был, однако, резко остановлен тычком в грудь, а следующим увесистым пинком отправлен обратно на своё ложе. При этом лицо посланницы инферно не изменилось, как будто это был не упитанный и крепкий господин, а,чудом оживший зимой, назойливый комар.  Я, тупо проследив его полёт и вспомнив  школьную  фразу "есть женщины в русских селеньях", вновь имел возможность заняться  изучением хитросплетения букв заморского слова на его подошвах. Несомненно, этим я бы и увлёкся, если бы не резкая фраза, отлитая из чистого метала, без примеси меди, но стали, обращённая к поверженному рыцарю. Речь фурии была витиевата и образна, густо сдобрена отборной лексикой и сутью своей являла то, что он есть неблагодарная скотина, откушавший добротной снеди и вкусивший лучшие напитки, под благовидным предлогом и с коварством покинувший  гостеприимных амазонок и сбежавший  в общество засранцев,  которые развлекаются с залётными курвами. Затем, переведя взгляд на дев, испугано сидевших на кровати, подобравшихся и прижавшихся спинами к холодной стене, задала им вопрос - "какого х..я эти бл..ди делают в комнате их парней?" Спустя долгое мгновение,  одна из тех, к кому она обращалась, поняла, что эта фраза адресована именно  им, вскочила с кровати и с лицом, покрывшемся пунцовыми пятнами, срывающимся  и неприятно визгливым голосом смело прокричала  усмехавшейся  ей уголком сочных  губ атаманше, что той следует выбирать выражения и придержать язык. Фурия, ни слова не говоря, двинулась к ней  и, схватив за горло рукой с крепкими пальцами увенчанными на концах ноготками имеющими зловещий ярко красный цвет, прижала бедную девушку к шкафу, отчего тот  задребезжал два раза, первый, когда к нему прислонилась хорошенькая головка с косой, а второй, когда шкаф встретился со стеной позади. Приблизившись близко, глядя снизу, глаза в глаза, воительница прошипела, брызгая слюной той на подбородок,  что, если ещё раз увидит их близко с кем-нибудь из нас, то... дальше последовала тирада, от которой всем присутствующим стало нехорошо. Закончив мысль, мегера развернулась, бросив на нас презрительный взгляд, заявила, что наша сходка закончена и, что завтра - нас ждёт незабываемый день, а потому, пора всем баиньки. Твердой походкой, пройдя перед расступившейся челядью, олицетворение  тёмных сил покинула нас ( теперь я окончательно в этом убедился, так как, пившие с ней на равных, мужики лежали рядом почти без чувств). Последней из её когорты выходила из комнаты ангелоликая фея и мы с другом ещё раз насладились безукоризненными формами её стана. Следом выбежала заплаканная наша недавняя собеседница со своей подружкой белой лицом. Справа от нас похрапывал наш счастливый товарищ, избежавший стыдного действа, во сне ему снилось нечто восхитительное, судя по блаженному выражению лица. Мы с другом переглянулись, спрашивая взглядом себя, о том, что это было. Не найдя ответа, мы поняли с кого можно спросить и решительно обернулись к старшему товарищу, тот с виноватой пьяной улыбкой жестами и мимикой пытался нам что-то разъяснить, но, должно быть, язык перестал его слушать, так как  его хозяин давным давно должен был находиться в небытии. Безоговорочно поняв, что этот короткий долгий зимний день окончен, мы побрели к себе в комнату. 

                Привет SLG! Спасибо, что прочла. Конечно, я не писатель никакой, но вот такая форма общения показалась интересной. Т.е. Описывать свои ощущения и очень субъективный взгляд. "Приблизиться близко" - ага, ужас. В " неприличных позах" - вписал, когда перечитывал,  из-за хулиганства в последний момент, но они так тоскливо выглядели, ещё не так давно желанные, разномастные, а теперь опустошённые и брошенные, катающиеся по полу, засунутые в кармашки вверх дном...В такие моменты становится мутно, но к счастью, быстро найдётся что-то, что отвлечёт.
                И я там ещё нашёл парочку строк под замену.  С удовольствием исправлю. 
                Это круто, что ты вспомнила Великих писателей, думаю, мода на них придёт. Они совершенны и неподражаемы, как живописцы и скульпторы. Где каждая строчка, мазок, линия - талант и огромный труд, ответ на вопрос, и удовольствие. Сейчас в моде интернет, где любой научившийся печатать, желает и может вывалить на обозрение своё "творчество". Ну вот, я и воспользовался, хотя,  графоманство  мне не близко, потому, что утренники в детском саду или школьные концерты не супер, а умильно, в лучшем случае, если там чьи то дети, знакомые, желаемые. 
                Развлечь  себя и, может, ещё кого-то, проецируя это, как беседу, но не в реальном времени и не устно, ведь письменная форма провоцирует выразить мысль ёмко, обдумав, так же, есть что-то в том, чтоб написать и не сразу получить ответ, если, вообще, получить, такова была, наверное,  моя цель.  Ну, а чтобы это было не очень скучно, я письменно рассказал интересную, на мой взгляд,  историю, вернее, её начало. 
                Спасибо тебе и всем, кто трепетно относится к русскому языку, и не пиши мне, пожалуйста, "ты" с большой буквы, а то мне неловко.

                    Да, SLG, ты жизнерадостная оптимистка, да я и рад бы согласиться с тем, что свобода интернета создаст новый уровень общения, отсутствие цензуры и свободы выражения в письменной форме приведёт к новому качеству. А пока мы видим - упрощение и краткость, интеграцию языков, создание новых символов. По сути,  создаётся новая твит форма общения. Нет, классический язык не рушится, просто существует параллельно. В устной речи нас по-прежнему коробит от  непривычного произношения, косноязычия, неумения выразить внятно мысль, но, нравится мелодия языка ( любого), чистая речь, эмоциональная содержательность,  красота построения, что означает - язык жив. 
                   Всеобщая грамотность и интернет породили сонм писателей и поэтов в блоги, твиттер, лайвджорнал и пр. Так же, и нещадных критиков с оценками, кликами, рейтингами,  баллами. Описывается всё - поход за пивом, влюблённость, влечение, еда, умозаключения... Это модно и это трэнд.  
                   Ты упомянула про форму общения посредством голосования. Голосование это форма изъявления предпочтений, выбор в пользу чего-либо или кого-либо группой лиц объединённых на основе каких-то отношений.  Для форумов, радио и телепередач это всего лишь инструмент оживления аудитории,  вовлечение её в процесс, игра, соревнование. Победитель получает позитивные эмоции, участники реализуют право выбора, проигравший по идее, должен извлечь там что-то, расстроиться и бросить всё или начать совершенствоваться. Да, примитивно, но работает и почти все довольны. Но какое это имеет отношение к качеству предмета голосования ?
                 Гипотетические примеры: 
                 Он (она) любит клепать примитивные стихи, рассказы и сбрасывать своим визави. Зачем? Да нравится ему (ей). И некоторым другим. Участвует в форумном конкурсе и получает 0. Не оценила его (её) SLG, к примеру,  и ещё кто-то. И что? Продолжит писать с удвоенной энергией, а может, и нет. 
                 Он (она) решился (ась) написать нечто необычное и современное, а может, талантливое. Никто не понял, не оценил. Разве что, SLG, к примеру,  и ещё кто-то. И что? Бросит, с удвоенной энергией займётся своей работой,  семьёй, а может, и нет. 
                 Тоже и с "выигравшим" - может, а может, и нет. Форум площадка для каждого и для всех. В этом плюс демократии и минус. Все равны, но никто не хочет равняться на кого-либо. Суть форума или общества по интересам  это развлечение в общении, а не педагогике и воспитании. 
                 Реальные примеры: 
                 Тысячи обычных людей проголосовали деньгами за бесчисленное множество дамочек и дяденек штампующих чушь собачью, являющихся мегабестселлерами. 
                 Тысячи искушённых в музыке и балете  уважаемых людей общества, свистели и топали ногами, вели себя непристойно на премьере балета Стравинского "Весна Священная" в Париже. Был признан полный провал и, вскоре, его сняли. Спустя несколько десятков лет, он был признан революцией в хореографии, сейчас признан классикой и украшает репертуар величайших мировых площадок, но всё-равно является редкостью. 
                 Итак, единственно верным критерием творчества на сегодня можно считать только экспертную оценку профессионалов, владеющих базовыми знаниями предмета и глубоко в него погружённых. Но и это может носить только рекомендательный характер. 
                 Раньше в литературе экспертами выступали сами издатели, которые, как правило, имели отличное образование и владели обширными знаниями во многих областях, так же очень важным считалось мнение критиков, которые не критиковали, "кропая гневные посты", а проводили глубокий анализ произведения. Таких специалистов было совсем немного и все они были по своему гениальны. Из близких по времени к нам - блистательный  В.В. Набоков.  Не цензура, но селекция, вот то, чем они занимались.  Это доказывает тот факт, что почти все " хиты" тех времён имеют статус произведений искусства и являются наследием человечества. 
                 Теперь можно понять и объяснить парадокс почему раньше тираж означал качество, а сейчас это предвестник дурного вкуса. Очевидно, что дело тут в пресловутой всеобщей "грамотности", где,  научив всех писать и читать, кое как, многих не захотели  или не смогли, к сожалению, обучить другим наукам, поведению в обществе и привить вкус.  Ранее же, грамотность была уделом высокого образования. Очевидно, первое лучше, хотя и пришлось заплатить высокую цену, но те великие стихи и проза, что  написаны  в золотые годы,  хватит на тысячи лет.  
                 Микеланджело  сотворил свои статуи и шедевры архитектуры, это не мешает нам рисовать, лепить и раскрашивать простейшие фигурки из глины, чтобы дарить любимым или просто выкидывать, а иногда, хранить, как драгоценность.
                

2-й (часть 1)

                        Проснулись рано, номер был с общей душевой  и с разными комнатками, друг разбудил и предложил топать на завтрак. Хмель ушёл, и в голове была чистота, вчерашняя муть произошедшего осела на дне сознания, и мы шли осторожно, чтобы не смешать осадок   и дивно прозрачный сегодняшний слой, который должны были раскрасить будущие впечатления. Зайдя к ребятам в их номер,  застали там на тех же местах, что и глубоким вечером, две фигуры, лежащих, как были, одетые, в намотанных на себя всех имеющихся здесь  одеял и покрывал. Было холодно, кто-то позаботился открыть окно, вероятно, с целью изгнания из тел духа зелёного змия. Прокричав два раза сигналы подъёма и  слегка потолкав кульки с тряпьем,  мы услышали в ответ мычание, в котором угадывались скверные слова и утробное рычание недовольства, сообразив, что процесс изгнания ещё не завершён, мы покинули обитель, помня, что у них ещё есть время не остаться голодными.
                         Понятное  дело, что, несмотря на раннюю пору, одеты мы были в те же "выходные" костюмы разноимённых спортивных фирм, но оба благоухали той же лакостой. Вопреки ожиданиям никого здесь не застать, зал был наполнен суетливо торопливыми нимфами, разных возрастов, возбуждённо галдящих за столиками для четверых.. Смурно  и неторопливо усевшись за свободный столик, обозначенный гранёнными стаканами с кефиром, наверное, они знали, что нам нужно именно сейчас,  и, ожидая пока нам принесут какую то кашу, хлеб с маслом и кофе из чайника (своим укладом местный пансионат напоминал пионерский лагерь уходящей эпохи), мы, хихикая,  вспомнили вчерашний вечер, на трезвую голову казавшийся нам теперь каким-то дурным сном и, вертя головами, в дальнем углу заметили наших бедных знакомых  девушек, которые были подвергнуты атаке злобных амазонок. Встретившись  с ними глазами,  я неловко помахал  рукой и изобразил улыбку, но те, не удостоив нас приветствием, отвернулись, а мы, переглянувшись, навсегда вычеркнули их из списка  подружек, единственное, что омрачало столь хладнокровный поступок, то, что они вычеркнули нас из своего списка друзей, раньше.       
                     Вчерашняя муть всколыхнулась и чистый слой был безвозвратно утрачен. Добро пожаловать в сегодня и сейчас, и фигу вам, а не чистый лист бумаги, максимум, что вам позволено - перевернуть коряво исписанный, засаленный листок  и попробовать продолжить более прилично.
                     Нда, вопрос, "что это было и как с этим быть ?",  вдруг остро встал снова. Теперь с какой-то опаской вспоминалось  напутствие на ночь - "отдыхать, до завтра".  Мы с тревогой оглядели зал, а ну да, фурии не жалуют жидкий кефир и не пьют противный тёплый цикорий со сгущёнкой. Настроение улучшилось !
                     Мы поинтересовались у проходящей мимо деловой барышни,  отчего тут такое оживление. С удивлением уставившись на нас, она бросила, чтобы мы не рассиживались, т.к. автобусы на экскурсию отправляются уже скоро, а поторопились и не забыли прихватить на раздаче сухой паёк - обед.
                     Мгновенно оценив обстановку, мы пересеклись взглядом и приняли настоящее взвешенное мужское решение - Бежать!
                     В конце концов мы должны когда-нибудь начать знакомиться с историей и высоким искусством.  Да! Больше  мне ничего в голову не приходило, а мы уже неслись на выход. Стоп, а паёк? Нет, нам не жалко его оставить, но закусывать то чем? О том, что бы не взять с собой заветные пол литра на каждого - половину запаса (вторую мы сдали на хранение старшему), не могло быть и речи. Пробегая с пайком мимо двери наших братьев,  мы замедлились. Из царства холода, теней и пьяных духов раздавалось сопение и храпы с бубнением, похоже,  восстановление идёт полным ходом. Нет, взять их с собой никаких шансов, простите парни, как говорят в боевиках на затёртом видео крутые парни непременно  гнусавым голосом - ничего личного. Быстрое переодеваемся в тёплое, надеваем вязанные шапочки, натягивая их на лоб. В сумку кидаем водку, обед в просаленной бумаге (интересно, что там?), я забрасываю туда же два тонкостенных стеклянных стакана, взятых с полированного низкого столика, оставив уродливый графин скучать в одиночестве. Ловлю одобрительный взгляд друга, гордо вскидываю сумку на плечо, а он уже запирает дверь. Летим на выход, снова мимо дверей наших змееборцев, уже не замедляя бег, а громко давясь от смеха и  крича друг другу, что чуваки попали, и теперь им придётся сражаться с превосходящим по силам противником в усечённым составе и проиграть! Ха-ха-ха. Ну ничего, они  ребятишки крепкие, авось от них не убудет. Не, ну правда, смешно! Га-га-га.
                   Ух, морозно. Вкусный и колкий утренний воздух сжигает в нас остатки сомнений, угрызений и гнусных воспоминаний, кристаллизуя разум и насыщая кислородом кровь. Один автобус уже ушёл, а мы последними заходим во второй. Свободные места есть, настороженно всматриваемся в пассажиров. Фурий нет! Впереди, так славно начавшийся целый день, в кругу поэтических и большеглазых дев, с благоговейным и чистым выражением лица. Да, да, вот же они, глазеют с любопытством на нас.
                   Спрашиваем у водилы, когда вернёмся, и услышав - к ужину, если не заметёт, почти кричим, глядя друг на друга - Зае...сь. Поехали!
                   Ещё темно, в салоне мерцают огоньки, и мягкий и бархатный голос женщины экскурсовода читает стихи, она напоминает вчерашнюю,  ведь все увлечённые общим люди, чем то похожи. За окном несётся заснеженный лес, мудрый, красивый, загадочный, вечный. Тихо. Все слушают. Всматриваюсь в лица-они другие, другие изгибы, другие черты, формы и блеск глаз. Да, их глаза не  сверкают, они излучают ровное спокойное  свечение. Нет, мне кажется. Темно и мне привиделось. Теряю грань  между мирами. Да мы в другом измерении. Он есть и мы в нем, я в нём! Накатывает ком к горлу, смаргиваю слезу, незаметно кошусь на друга, выпячивая подбородок и делая суровым онемевшее лицо. И он тоже как- то растерян и с глупой улыбкой. Толкаю в бок. Он вздрагивает и смотрит на меня неверным взглядом, что-то там бормоча. Понимаем друг друга без слов, мы тут чужие, это понятно. И мы знаем это. Как так произошло, когда, зачем? Почему мы не с этими девушками и почему эти родные чувственные строки  мы  слышим только сейчас, когда уже поздно. А может нет? не поздно, а? Полез за стаканами. Тихо  махнули, не закусывая, чтоб не шелестеть сальной бумагой и не осквернить храм. Так, мы изредка выпивали и ехали и слушали стихи. Удивительно, каким красивым, мощным и чистым мог быть язык, которым мы пользовались каждый день.И  звуки его, превращаясь в потрясающие фразы и смешиваясь с остановившимся временем, окутывали нас теплом, вытесняя из нас лишнее, темное, освобождая нас от налета обыденности и пошлости бытия.
                  За окном было светло, мы приехали. Оказывается, ехали довольно долго. Мы вышли последними на ослепительный свет, пряча глаза и стараясь быть незаметными, чтоб никто не заподозрил в нас косных дикарей и не отправил обратно в инфернальное пространство, таким  нам казалось то место, которое  мы оставили ранним утром. К нашему счастью никто не обратил на нас внимания и мы деловито пошли, поскрипывая снегом,  в хвосте небольшой колонны состоящей из неземных существ, по узкой дорожке расчищенной  и ведущей от стоянки к домику поэта. Впереди был целый день и мы уже знали наверняка, что не променяли бы его ни на какой другой. Было очень холодно, щипало нос и щеки, хмель покинул нас, но удивительным образом было понятно, что нам дали белоснежные  хрустящие листы, перо и чернила , и предложили написать этот день начисто. Это было необычно, но мы, роняя кляксы и выводя коряво, с диким восторгом размашисто писали. Создания рядом щебетали и их звонкие голоса пели, а мы, обалдев от происходящего,  не понимали ни слова, но с дебиловатым  видом важно ходили, стоя за их спинами и внимали происходящему, гуляли по лесу, рассматривали дом, слушали историю жизни гения и даже, совсем осмелев, задавали вопросы, чем приводили  в замешательство рассказывающего и ловили  на себе удивленные широко распахнутые глаза слушательниц. Нам уже было известно, что все они учащиеся загадочного библиотечного техникума.
                    Мало кто понимал, что в этой группе, состоящей из одних девиц, делают два мрачных типа в вязанных шапочках, но через пару часов они из мрачных превратились просто в типов и уже не так отсвечивали, а еще через пару часов,  могли вступить в беседу с представителями иной цивилизации.

      Территория инфернального пространства. База. (по восстановленным событиям из уст очевидцев и участников)

                   Командос амазонус в полном составе находилась в пресловутой комнате с двумя телами завернутыми в тряпьё. Тела были отделены от душ и находились в бездействии. Уже было известно, что два представителя подонков исчезли в неизвестном направлении, оставив вот этих. Всё это не входило в планы фурий, они были несколько обескуражены сценарием, вновь шедшим не по задуманному. Очевидно, что вся вина должна была лечь на старшего группы, обещавшего подогнать крепких здоровых парней любящих веселье и все, что с этим связано. Поэтому первым одеяло сорвали с него, потом со второго. Души не собирались возвращаться, лишь оба,  поискав руками вокруг себя и посучив ногами, свернулись калачиком и снова застыли. Синеокую отправили в ванну со стаканом, принести холодной воды, и та, хихикая удалилась. Чтобы экзекуция возымела действо, решено было оголить тела. Сердобольные дамочки сообразили, что не нужно мочить  одежду. Так, как парни были не мелкие и снять с них спортивные куртки было бы  не просто, кто-то предложил начать  со штанов. Под хохот и шутки стянули штаны с главного провинившегося, оставив того лежать  в семейных модных трусах с рисунком "огурцами" . В ответ на противоправные действия раздалось мычание. Тело сопротивлялось холоду и ноги пару раз лягнули воздух. Веки же не собирались открываться, а лицо строило гримасы. Веселье достигло аппогея и, рьяно взявшись за штаны второго несчастного, фурии, хохоча,  рванули их вниз. Специально или нет, никто не знает, но со штанами слетели и трусы до самых колен. Тут повисла тишина. Конечно, не потому, что эти женщины не видели обнаженных мужчин, а потому, что теперь все, приоткрыв рты, увидели то, о чем много говорят, но мало кто видел - природную щедрость проявившуюся  на мужском достоинстве во всей красе и, как описывали очевидцы, очень большую щедрость.
                 Немую сцену разорвал звук разбившегося стакана с ледяной водой. Синеокая красавица, побелев, застыла и выронила его. Спустя мгновение по ее телу пробежала судорога и, прижав руку ко рту, она кинулась в ванну, где ее шумно стошнило. Герой инцидента,  выпав в реальность или,наоборот, вернувшись из нее, смотрел непонимающими глазами на девиц над ним и пытался сообразить где он, и кто здесь, вообще. Прикрыв себя,  он выкрикнул, какого х..я здесь происходит!  Крик вернул жизнь во всех, включая старшего брата. Единственная, кто не потерял самообладания в этой сцене, была главная фурия, которая хищно  улыбаясь, взяла сумку со всеми запасами спиртного и, не забыв в нее  сложить то, что осталось  на столе, заявила, что ждет наших друзей  у себя на завтрак и, тут она сделав паузу, добавила, что пить они будут теперь под ее личным руководством. Если, вообще, будут. Выдав  тираду нецензурной речи,  она направилась на выход. Компания удалилась, первой из комнаты выбежала синеокая фея, прижав к лицу чьё-то вафельное полотенце.
                 Спустя полчаса, наши бравые герои, умывшись и вытеревшись одним полотенцем (другое куда-то делось), прибравшись в ванной и на полу,  размышляли. Первая загадка - куда делись другие двое, вторая, что делать? Ничего не придумав, решили идти на "завтрак". Там их ждали. Стол был накрыт, бутерброды, бутылочки пепси, сыр, финский сервелат, ветчина. И ни капли спиртного. Вяло приступив к трапезе, пришлось не очень навязчиво попросить лекарство от головной боли. Из соседней комнаты была принесена неполная бутылка и им налили по сто грамм. Неплохо!  Затем им было сообщено, что их вероломно бросили друзья и укатили до конца дня, следовательно, им придётся веселить барышень, каждому за двоих. А кому то, возможно, за троих, при этом все, хихикая и нехорошо  улыбаясь, уставились на приятеля старшего. Все, кроме синеглазки, которая почему то заперлась в смежной комнате и не хотела выходить, хотя наши и поинтересовались её персоной. Им было заявлено, что это одна из племянниц фурий, и чтобы они забыли о ней и выкинули дурь из своей головы, а сосредоточились на отличных девчонках, которые вот-рядом с ними. Начинать веселиться предлагалось немедленно. Немного ошалев от такого напора, ребята сделали попытку перевести всё в шутку, но каждый из этой компании был голоден до своего и предстояло найти компромисс. Девы желали удовольствий, а несчастные жаждали  выпить, хорошо выпить. Воспитание и кодекс не позволяли отнять у девушек силой то, что им не принадлежало. К тому же, хитрые бестии спрятали все, о чем и сообщили. Да, они смогут выпить, но! чуть позже, и потом ещё. И! Что  за торг. Вы мужчины или кто? Не видите? Перед  вами само вожделение, никто не обижен природой, щедрые формы, страсть, еда, вино. Просто библейский сюжет с искусительницами очаровашками. Они видели! Согласились. Но нужно выпить. Ещё по соточке два раза. Нет. Не дали.
                    Никто не стал задерживать молодцов, да и как их задержишь?  Им предстоял выбор, идти и подумать, расчет был верный. В доме отдыха ни грамма алкоголя,  автобусы ходят редко, до ближайшего магазина около тридцати километров, да и не продавали водку так просто. Побрели думать. Только вышли за порог, побежали в столовую, там - ничего. Поварихи с сочувствием посмотрели на "сынков", сказав, что да - нет, и не найти в округе, да и уехать не на чем, а если и было на чём, то вернуться нельзя. В такую глухомань никто не поедет по такой погоде. Метнулись к нам в номер, выпросив запасной ключ на вахте. Ничего не нашли, а увидев одинокий графин, догадались и понуро побрели вон. Отнесли  ключ и сели грустить на диванчике у выхода.
                     Нет, они  любили девчонок, но выросли в суровом районе и не привыкли к напористым  раскладам. Но и выпить крепко любили и могли, сильны были здоровьем. Пили, если дорвутся, много и до упада.
                    Старший поведал, что связаны он и девицы какими то делами, те при  деньгах, любят отдыхать и привыкли себе ни в чём не отказывать. Пообещал он им , что приедет с друзьями и там уж всё, как сложится. А что-то не складывается. В общем,  разозлились наши ребятишки и на нас, и на то, что бабы нахрапом лезут к ним и обманывают. Решили действовать. Поспрашивали, ища помощь, отправили их к мужику, что ведал досугом. Тот как раз сидел в подвале и желающим выдавал лыжи - вокруг здания была лыжня и все, кто просто отдыхал, могли кататься и дышать, улучшать кардиограмму  сердца. У него ничего не было, но он знал, как можно достать.  По его словам, тут не так далеко есть деревня, а там бабулька, что гонит самогон подпольно. Если привезут ему бутылку, он скажет, как найти. Какие вопросы! Ну, а доехать то как? На транспорте далеко, долго и сложно. А вот напрямки на лыжах пробежать через поле и лес верст десять, может, или чуть больше!
                        Не раздумывая, приняли взвешенное и мужское решение - Бежать!
                        Подобрал им мужичок экипировку, дал шапки ушанки, телогрейки и шаровары ватные, лыжи лучшие, напоминающие обычные половые доски, с варежками возникли проблемы. А перчатки свои наши модники пожалели, как и другую одежду. Обмотали руки чьими то забытыми шарфами. Младшему пристроили пыльный альпинистский рюкзак, непонятно как оказавшийся на равнине. Уши у шапок завязали под подбородком. Когда вышли на воздух, имели успех и внимание у  тётушек на моционе, важно вышагивающих в  гетрах и шапочках  с помпонами. Указав направление  великим путешественникам пальцем, мужичок похлопал их по спинам и отправился ждать своего гонорара.  А две нелепые фигуры, бодро бросились в чистое снежное поле, вызвав нешуточное волнение у гуляющей публики, мороз становился крепче с каждым часом.

Отредактировано visitor (2012-09-08 03:09:56)

Портреты - добротный рассказ.
Великие Луки - типичная графомания.
Слово VS любовь - вообще, за гранью.

      Для кого это очевидно - хорошо.
      Для кого нет, позволю себе дать совет - больше читать "обычной" классики. Там всё есть. Абсолютно всё - что вы пережили, только собирались или переживаете  сейчас, и даже то - о чём и слыхом не слыхивали. Можно сказать, что классические литературные произведения - научный труд по психологии души и её оздоровления. Иногда, так лень себя заставить это читать, как и идти к доктору.
       Если есть возможность не писать - не пишите. Ничего. Даже "стихов", хотя это проще всего. Если не справились и написали - не давайте никому читать. Если дали - услышите похвалу, не верьте, ну себя вспомните-вам бы дали, вы бы похвалили, ну не ругать же. И не "публикуйте", как бы вас ни просили и не поощряли - вам это кажется. Помните, назвав что-то своим, останется вашим, даже, если вы захотите это забыть.Знайте, что графомания это патологическое влечение к сочинению  и публикации, дальше сами прочтите в справочнике.
       Форум вполне нормальное место для бесед и дискуссий и последнее место для вываливания своих "произведений".
       Первый рассказ переписывался несколько раз и долго редактировался профессионалами, шлифовался и правился. Даже, после этого остался коротким - чтоб удержать внимание и вызвать эмоции, и, всё-же, остаётся рассказом, который можно не читать, ничего не потеряешь. Остальные же потуги выразить письменно свои мысли - не выдерживают критики.

Хорошая литература и поэзия , как и любое другое искусство и  творчество,  требует не меньше сил, таланта, и, далее следуют пункты не обязательные, но играющие значительную роль, в становлении великого автора, а именно - образование, воспитание, среда, эпоха, социальный уклад, строй общества, вероисповедание, востребованность и потребность и... продолжи, пожалуйста.   Это очевидно, правда? Но мы возьмём первое - труд, да, тот, который ты упомянула, но не совсем. Ребёнок, который взял в руки карандаш и рисует, без школы, без учителя, без общества - никогда не сможет нарисовать что-нибудь, кроме рисунка, типа наскальнoй живописи, даже, если будет рисовать всю жизнь, это научный факт. Для того, что бы получились картины - нужно было тысячи лет, постепенной эволюции. Я на примере живописи специально, чтоб было понятно. Тоже с музыкой, тоже с языком и письменностью. Идём далее, на форуме, отнюдь, не все хорошо учились литературе и русскому ( предметы такие), не все посещали литературные кружки, мало того, не все читали книги, рекомендованные к прочтению учителями, как базовый элемент для становления не только личности, а просто для начального развития. Мало того, как ты заметила, не все писать то могут верно слова. Т.е. они не владеют инструментом. Нельзя же взять и попросить хорошего парня или девушку исполнить простое произведение, на любом понравившемуся ему музыкальном инструменте. И в голову не придёт! А печатать-да завсегда. Отсюда вытекает следующее-кто восхищается игре одним пальцем? Об этом ниже. Теперь возьмём идеальный вариант - учился(ась) отлично, много читала, русский  знает! Можно начинать? Не факт. Знаю много филологов, которые не пишут и не хотят! Именно потому, что много читали, учились и очень хорошо знают предмет - они чувствуют, что не смогут лучше. Они знают это.  И знают на какую недосягаемую высоту поднята планка великой русской поэзии и прозы. Парадокс в том, что пишут то как раз люди далекие от литературы и поэтики. Они наивно полагают, что то, что прёт из них, кому то интересно и они оригинальны. Просто, читающие "это" ничего не читали дельного или (и) читают они это не из интереса к написанному, а из интереса к пишущему,  да, и им это даже нравится. Ну и супер! Таким образом форум - это площадка, где можно заявить о себе, тем с кем ты тусишь в чате или, привлечь новых поклонников "таланта" извне, ну и похвалят-круто! Я же говорю - нравится петь, пойте в ванной, зачем орать в микрофон по телеку. Хочется петь - в консерваторию и впахивать. Или, как рокеры - жить с гитарой в обнимку. Хочется писать - изучите предмет, изучив, решите - есть ли что сказать.
           Много спорного? Давай по пунктам, если не ломает. Отдельная тема - поэзия. Что это за форма письма, что она затрагивает, кто такой поэт, кто такой великий поэт. Мне было бы интересно об этом поговорить. И узнать,  и мнение выразить, а надо ли?
           И, извини, ребята провели и участвовали в конкурсе - не важно, как они его назвали и то, что пишут с ошибками. Они сказали, как могли - имели мужество принять участие - пусть это утренник и детишки смущались и не всегда в рифму, да и воспитательница тупанула с организацией и условиями, разве ты выбежишь на сцену и начнешь внушать про великую поэзию и требовать авторов ( может, некоторые не хотят публичности, и в этом есть смысл задумки?). Нет. Ты не на великом литературном собрании грандов! И не на олимпиаде по словесности! Ты на форуме - за столом обычных людей, которые решили себя развлечь и не рассказыванием идиотских анекдотов про гулящих баб и мужиков! Это уже мощно! Хочешь найти талант -добро пожаловать в школу - там ищи! Здесь дяди и тёти, они тоже хотят быть детьми, иногда.

Буду сюда вставлять строки Великих классиков и художников языка, которые, возможно, кого-то подвигнут к прочтению настоящих произведений. Ну и просто, чтоб насладиться вязью строк и сплетению мыслей. Также, предлагаю знатокам определять автора

     
    ....Всякий раз, когда мы встречались с ней, за все время нашего пятнадцатилетнего… назвать в точности не берусь: приятельства? романа?.. она как бы не сразу узнавала меня; и ныне тоже она на мгновение осталась стоять [на другой стороне улицы], полуобернувшись, натянув тень на шее, обвязанной лимонно-желтым шарфом, в исполненной любопытства, приветливой неуверенности… и вот уже вскрикнула, подняв руки, играя всеми десятью пальцами в воздухе, и посреди улицы, с откровенной пылкостью давней дружбы (с той же лаской, с какой быстро меня крестила, когда мы расставались), всем ртом трижды поцеловала меня и зашагала рядом со мной, вися на мне, прилаживая путем прыжка и глиссады к моему шагу свой, в узкой рыжей юбке с разрезом вдоль голени...

    ....Но взрывом веселья мгновенно разлучая нас, в сумраке началась снежная свалка; и кто-то, спасаясь, падая, хрустя, хохоча с запышкой, влез на сугроб, побежал, охнул сугроб, произвел ампутацию валенка. И потом до самого разъезда так мы друг с дружкой ни о чем и не потолковали, не сговаривались насчет тех будущих, в даль уже тронувшихся, пятнадцати дорожных лет, нагруженных частями наших несобранных встреч, и следя за ней в лабиринте жестов и теней жестов, из которых состоял вечер (его общий узор могу ныне восстановить только по другим, подобным ему, вечерам, но без Н..., я был, помнится, поражен не столько ее невниманием ко мне, сколько чистосердечнейшей естественностью этого невнимания, ибо я еще тогда не знал, что, скажи я два слова, оно сменилось бы тотчас чудной окраской чувств, веселым, добрым, по возможности деятельным участием, точно женская любовь была родниковой водой, содержащей целебные соли, которой она из своего ковшика охотно поила всякого, только напомни...

    .... И что бы ни случалось со мной или с ней, а у нее тоже, конечно, бывали свои семейные «заботы-радости» (ее скороговорка), мы никогда ни о чем не расспрашивали друг дружку, как никогда друг о дружке не думали в перерывах нашей судьбы, так что, когда мы встречались, скорость жизни сразу менялась, атомы перемещались, и мы с ней жили в другом, менее плотном, времени, измерявшемся не разлуками, а теми несколькими свиданиями, из которых сбивалась эта наша короткая, мнимо легкая жизнь. И с каждой новой встречей мне делалось тревожнее; при этом подчеркиваю, что никакого внутреннего разрыва чувств я не испытывал, ни тени трагедии нам не сопутствовало, моя супружеская жизнь оставалась неприкосновенной...

     ....Мы стояли, как будто слушая что-то; Н.., стоявшая выше, положила руку ко мне на плечо, улыбаясь и осторожно, так чтобы не разбить улыбки, целуя меня. С невыносимой силой я пережил (или так мне кажется теперь) все, что когда-либо было между нами, начиная вот с такого же поцелуя, как этот; и я сказал, наше дешевое, официальное ты, заменяя тем одухотворенным, выразительным вы, к которому кругосветный пловец возвращается, обогащенный кругом: «А что, если я вас люблю?» Н.. взглянула, я повторил, я хотел добавить… но что-то, как летучая мышь, мелькнуло по ее лицу, быстрое, странное, почти некрасивое выражение, и она, которая запросто, как в раю, произносила непристойные словечки, смутилась; мне тоже стало неловко… «Я пошутил, пошутил», — поспешил я воскликнуть, слегка обнимая ее под правую грудь...

Если кто не читал, советую один из лучших романов о любви, настоящий триллер, реально жуткий, ну и конечно являющийся шедевром  русской, да и мировой должно быть, литературы. Для любителей психологии отношений, ценителей тонкого письма, великолепного русского языка. Любителям мистики, сериалов, современной попсы, шансона и песенок про любовь можно не беспокоить себя прочтением.
           Лучше найти книгу, на крайний случай скачать на ридер, если нужно могу дать ссылку, с компа читать не кайф.
              Ниже отрывок одной из первых глав.
   

          Кречмар был несчастен в любви, несчастен и неудачлив, несмотря на привлекательную наружность, на веселость обхождения, на живой блеск синих выпуклых глаз, несмотря также на умение образно говорить (он слегка заикался, и это придавало его речи прелесть), несмотря, наконец, на унаследованные от отца земли и деньги. В студенческие годы у него была связь с пожилой дамой, тяжело обожавшей его и потом во время войны посылавшей ему на фронт носки, фуфайки и длинные, страстные, неразборчивые письма на шершаво-желтой бумаге. Затем была история с женой одного врача, которая была довольно хороша собой, томна и тонка, но страдала пренеприятной женской болезнью. Затем в Бад-Гамбурге – молодая русская дама с чудесными зубами, которая как-то вечером, в ответ на любовные увещевания, вдруг сказала: «А ведь у меня вставная челюсть, я ее на ночь вынимаю. Хотите сейчас покажу, если не верите». «Не надо, зачем же», – пробормотал Кречмар и на следующий день уехал. Наконец, в Берлине, была некрасивая навязчивая женщина, которая приходила к нему ночевать три раза в неделю и рассказывала подробно и длительно все свое прошлое, без конца возвращаясь к одному и тому же и скучно вздыхая в его обьятиях и повторяя при этом единственное французское словцо, которое она знала: «C’est la vie». Между этими довольно неудачными, вялыми романами, и во время них, были сотни женщин, о которых он мечтал, с которыми не удавалось как-то познакомиться и которые проходили мимо, оставив на день, на два ощущение невыносимой утраты.
Он женился не то чтоб не любя жену, но как-то мало ею взволнованный: это была дочь театрального антрепренера, миловидная, бледноволосая барышня, с бесцветными глазами и прыщиками на переносице – кожа у нее была так нежна, что от малейшего прикосновения оставались на ней розовые отпечатки. Он женился потому, что как-то так вышло, – чрезвычайно пособила и поездка в горы с нею, с ее братом и с какой-то их необыкновенно атлетической теткой, сломавшей себе наконец ногу в Понтрезине. Что-то такое милое, легкое было в Аннелизе, так она хорошо смеялась, словно тихо переливалась через край. Они повенчались в Мюнхене, дабы избежать наплыва берлинских знакомых. Цвели каштаны. Один из лакеев в гостинице умел говорить на восьми языках. У жены был нежный маленький шрам – след аппендицита.
               Она была ласкова, послушна, тиха, но изредка на нее находили припадки стыдливой, нервной страстности, и тогда Кречмару казалось, что никаких других женщин ему не надобно. Вскоре она забеременела, заходила вразвалку, пристрастилась к снегу, который ела пригоршнями, быстро сгребая его с перил палисадника или со спинки скамьи, когда никто не смотрел. Он испытывал к ней мучительную безвыходную нежность, заботился о ней, – чтоб она ложилась рано, не делала резких движений, – а по ночам ему снились какие-то молоденькие полуголые венеры, и пустынный пляж, и ужасная боязнь быть застигнутым женой. По утрам Аннелиза рассматривала в зеркале свой конусообразный живот, удовлетворенно и таинственно улыбаясь. Наконец ее увезли в клинику, и Кречмар недели три жил один, терзаясь, не зная, что делать с собой, шалея от двух вещей, – от мысли, что жена может умереть, и от мысли, что, будь он не таким трусом, он нашел бы в каком-нибудь баре женщину и привел бы ее в свою пустую спальню.
              Она рожала очень долго и болезненно. Кречмар ходил взад и вперед по длинному белому коридору больницы, отправлялся курить в уборную и потом опять шагал, сердясь на румяных шуршащих сестер, которые все пытались загнать его куда-то. Наконец из ее палаты вышел ассистент и угрюмо сказал одной из сестер: «Все кончено». У Кречмара перед глазами появился мелкий черный дождь, вроде мерцания очень старых кинематографических лент. Он ринулся в палату. Оказалось, что Аннелиза благополучно разрешилась от бремени.
          Девочка была сперва красненькая и сморщенная, как воздушный шарик, когда он уже выдыхается. Скоро она обтянулась, а через год начала говорить. Теперь, спустя восемь лет, она говорила гораздо меньше, ибо унаследовала приглушенный нрав матери, – и веселость у нее была тоже материнская – особая, ненавязчивая веселость, когда человек словно радуется самому себе, тихо развлекается собственным существованием.
И в продолжение всех этих лет Кречмар оставался жене верен. Он дивился своей двойственности, он чувствовал, что, поскольку может любить человека, он любит жену по-настоящему, крепко и нежно, – и во всех вещах, кроме сокровенной, бессмысленной жажды обладания какими-то молоденькими красавицами, которых все равно никогда, никогда не коснешься. Кречмар был с женой откровенен: она читала все его письма, получаемые и отправляемые, так как была по-житейски любопытна, спрашивала о подробностях его довольно случайных дел, связанных с аукционами картин, экспертизами, выставками, – и потом задавала обычные свои вопросы, на которые сама отвечала. Были очень удачные поездки за границу, в Италию, на юг Франции, были детские болезни Ирмы, были, наконец, прекрасные, нежные вечера, когда Кречмар с женой сидел на балконе и думал о том, как незаслуженно счастлив. И вот после этих выдержанных лет, в расцвете тихой и мягкой жизни, близясь к концу своего четвертого десятка, Кречмар вдруг почувствовал, что на него надвигается то самое невероятное, сладкое, головокружительное и несколько стыдное, что подстерегало и дразнило его с отроческих лет.

Кто не любит читать или не может себе этого позволить, можно послушать здесь, а прочесть аннотацию и скачать в удобном для себя формате здесь. Так же интересен роман "Король, дама, валет".

Чтож, надеюсь, кто то открыл для себя нового Набокова и еще заглянет  в сборник его стихов, сам я не любитель этого жанра, в отличии от неутомимой SLG. Поэтому переходим к прозе, и тут я предлагаю отрывок, пока не называя автора. Что примечательно, отрывок будет не совсем прозаичный, а стиль его нам поможет определить профи -  миссис S. Роман неоднозначный, мощный, реально страшный в конце, трудный для прочтения, требующий усилий. Интрига романа в глубоком психологизме и драме конкретного человека и исторической правды, читать отрывками нельзя-только с начала и до конца! Лично мне он дался с третьего раза, не мог читать дальше. Написан блистательным английским писателем, переводчиком литературного русского на свой родной. По отрывку можно догадаться и о названии романа.
Моя бывшая пациентка не возражает против публикации её записей вместе с моим исследованием, и я их также высылаю. Надеюсь, Вас не смутят непристойные выражения, встречающиеся в её неловких стихах, а также менее откровенные, но все же порнографические описания в прозаическом приложении. Следует иметь в виду, что (a) автор страдает тяжелой формой сексуальной истерии, и (b) документы относятся к научной области, где повсеместно признан и применяется принцип nihil humanum, в том числе и Поэтом, который призывает своих читателей не страшиться и не отворачиваться от того неведомого либо отвергнутого людьми, что бродит ночью в лабиринте сердца.
      С совершеннейшим почтением,
      Фрейд
      I "Дон Жуан"
      1.
      Мне снилась буря, падали деревья
      а я меж ними, но пустынный берег
      принял меня, бегущую, от страха
      едва живую, надо люк открыть
      но я не в силах что-то изменить,
      спастись я вступила в связь, Профессор, с вашим сыном,
      в вагоне, поезд проезжал туннель,
      и в темноте его рука зажата
      под юбкой между ляжками, опять
      я чувствовала - не могу дышать
      ваш сын отвез меня куда-то в горы
      там возле озера увидела я белый
      отель, вода была как изумруд
      я не могу остановиться вся в огне
      из-за того что распахнула бедра, мне
      бессилен стыд помочь совсем нет сил
      одежду опустить, отбросить пальцы два
      а после три в меня вогнал хотя
      протер стекло усталый контролер
      остановился, бросил взгляд пошел
      по длинному вагону мерный ход
      его руки во мне наполнил всю
      безмерной пустотой желания, и вот
      он мне помог ступеньки одолеть,
      но спал портье и чтобы отпереть
      наш номер, взял ключи, скорей туда, внутрь, внутрь
      одежда задрана до пояса, нет времени раздеть,
      текла по бедрам влага, небо было
      прозрачно-голубым, но к ночи изменило
      свой цвет, спустился белый ветер с гор,
      покрытых снегом мы здесь провели
      неделю, может больше, и ни разу
      не покидали спальни здесь ваш сын,
      Профессор, разорвал меня, распотрошил
      и я вернулась сломанной возможно даже хуже,
      чем прежде Вы сможете помочь способны Вы понять.
      На следующую ночь сквозь лиственниц плетень,
      в окно ворвался ветер острый как кремень,
      у летней пагоды сорвало крышу,
      взметнулись волны, кто-то утонул,
      мы слышали за дверью суету
      прислуги и гостей, никто не мог уснуть
      но он, ваш сын, сжимал рукою грудь,
      потом взял в рот раздулся мой сосок,
      за дверью крики, грохот мы решили
      что в море мы на лайнере плывем,
      на белоснежном он терзал, терзал сосцы
      хотелось закричать, распухли так они
      от губ его и так воспалены,
      он брал их в рот, один, потом другой,
      раздулись оба, думаю что окна
      разбились кое-где, потом пронзил меня
      с размаху снова нет, вам не постичь
      как девственно чисты здесь звезды, все с кленовый лист,
      с гор падали и падали они,
      вонзаясь в озеро, а там, поражены,
      кричали люди мы с ним нарекли
      те звезды Леонидами, засунул
      потом свой палец, вслед за членом
      вошел он в щель, просторно так во мне
      стал двигаться попеременно, и во тьме
      тела втащили на берег, слышны
      рыданья чьи то, больно - он мне палец
      с размаху в зад вогнал, а я ласкала
      в щели своей головку медленно ногтем,
      раздулась так, что стала новым существом,
      во мне таящимся, вдруг молния блеснула
      мгновенной белой вспышкой так что гром
      разнесся над отелем в темноте,
      все поглотившей снова, лишь на водах
      мелькали огоньки, саднило у обоих,
      бильярдную заполнил вод поток
      а он никак не мог пустить в меня свой сок
      так сладко, что не сходит краска с щек
      рассказывать мне стыдно, но тогда,
      Профессор, я не ведала стыда,
      хоть плакала, а час спустя сорвался крик,
      когда его горячий сок в меня проник,
      мы слышали, как хлопали дверьми, вносили
      тела утопших, ветер с буйной силой
      все бушевал, а мы друг к другу льнули
      не разжимали рук когда уже уснули.
      Однажды вечером спасли кота, чья черненькая шкура
      сливалась с темною листвой, в окно стучащей хмуро
      мы, обнаженные, смотрели, как рука
      сквозь зелень прорывалась он царапал
      спасителя, два дня после потопа
      на этом дереве искал он кров,
      тем вечером мое извергло лоно кровь,
      он фотографии показывал, спросила я:
      "Что, если дерево омоет красная струя?"
      мои слова, Профессор, что с постели
      ни разу не вставали мы, не надо понимать
      буквально, и когда спасли кота,
      спустились мы, чтобы перекусить, просторно меж столами,
      здесь можно танцевать, но мне было немного
      не по себе, накинула лишь то, в чем встала,
      меж ног струился холодок, короткая одежда прикрывала мало,
      я слабою рукой его ладонь пыталась оттолкнуть,
      сказал, я не могу сдержаться, не могу
      тебя не трогать, ты должна мне разрешить,
      прошу тебя, прошу, на нас смотрели пары,
      и улыбались снисходительно-приветливо а он
      лизал лоснящиеся пальцы, сидя за столом,
      смотрела, как орудует ножом,
      кровавая рука, нависнув над бифштексом
      мы побежали к лиственницам, свежий ветер
      обдал прохладой, это было так прекрасно, вечер
      заканчивался, к нам почти не долетали
      оркестра звуки, но напев цыганской скрипки
      то нарастал, то замолкал вдали,
      той ночью он едва не разорвал мне лоно,
      что сжалось из-за месячных, а звезды
      над озером огромные сияли, тесно
      на небе для луны, но звездопад расчистил место,
      они к нам в номер падали, и крышу
      беседки-пагоды зажгли, а иногда
      мы видели как вспыхивал в вершинах гор
      взрыв-огонек, разрушив снежный их убор.

3
      За время отдыха мы завели прекрасных
      друзей - все умерли при нас, из тех несчастных
      одна корсеты делала, была
      веселой, пухленькой, храня устои ремесла,
      но ночи бесконечные принадлежали
      лишь нам. Волшебный звездный дождь
      не прекращался. Медленно, как розы
      огромные спускались к нам с небес,
      однажды апельсиновая роща
      проплыла мимо нашего окна,
      благоухая, мы лежали молча в потрясеньи
      замолкло сердце - падали они
      с шипеньем растворились в озере ночном
      как тысяча свечей, закрытых шторы полотном.
      Не думайте, что мы с ним никогда
      не вслушивались молча в тишину
      великую ночную, лежа рядом, не соприкасаясь,
      по крайней мере, лишь его рука тихонько
      поглаживала холм, чьи заросли напомнили о том,
      как в детстве в папоротнике он играл густом,
      и прятался от всех. Я многое узнала
      о Вас из шепотков его тогда,
      Вы вместе с матерью его стояли там над нами.
      Закаты - розовое облако-цветок что обращался
      в ничто, столкнувшись с снежным пиком, наш отель вращался,
      и грудь моя описывала круг, дойдя до сумерек, его язык
      встречал закат в моем рычащем лоне,
      а я его высасывала сок, он превращался
      в то молоко, что я ему дарила, либо
      оно для губ его во мне рождалось
      с второго дня набухла грудь моя,
      после полуденной любви нас жажда мучила, и я
      (он осушил бокал вина, ко мне нагнулся)
      одежду приоткрыла; мне так больно распирало грудь,
      что брызнула струя, он даже не успел
      припасть к соску, обедал с нами добрый и седой
      священник, и ему я разрешила пососать второй
      на нас глазели изумленно все
      но улыбаясь, словно говоря: так надо,
      ведь ничего в отеле белом, кроме
      любви не предлагают, а цена
      любого удовлетворить должна,
      в двери открытой показался повар.
      Лицо его в улыбке расплылось,
      двух было мало, чтобы осушить
      меня, и повар подставил под сосок стакан,
      а выпив залпом, объявил, что вкусно,
      его мы похвалили за искусство,
      еда была отменной, как всегда,
      к нам бросились другие, все желали
      отведать сливок: гости, распаренный и жаждой
      измученный оркестр, а падающий свет
      внезапно в масло взбил, весь лес в него одет
      двухстворчатые окна, озеро покрыты толстым слоем,
      священник грудь сосал, он поделился горем,
      в трущобах мать осталась умирать
      кормил второй сосок другие губы, и опять
      почувствовала, как он под столом
      мне гладит бедра, они, дрожа, раскрылись.
      Пришлось бежать наверх. Он был во мне
      и прежде чем вступеньки одолели
      из щели влага потекла, священник
      остался, чтоб возглавить тех, кто к ледяному склону
      отправился оплакивать усопших, до нас
      слова молитвы долетали с побережья,
      и постепенно стихли руку взял мою
      и сунул внутрь где член его ходил
      знакомая толстушка corsetiere со всех сил
      в сочащееся лоно протолкнула пальцы,
      невероятно, так наполнена, и все же не полна,
      повозки увозили всех утопших и сгоревших,
      стук их колес до нас донесся сквозь листву
      и снова тишина её я юбки задрала
      так пояс врезался, дышать едва могла,
      и сыну Вашему закончить в ней дала,
      ведь здесь любовь границ не берегла
      от неба к озеру от гор и к комнате моей
      тянулась цепь скорбная людей,
      укрытых в тени горного хребта,
      стоящих молча у чудовищного рва,
      и ветерок шальной заставил вспомнить снова
      об аромате апельсиновом и розах
      что проплывали мимо нас по этой
      Вселенной тайн и матери без чувств
      валились в землю мокрую, колокола звонили
      в церквушке за отелем, придавая силы,
      нет, церковь выше, нам достичь её пришлось бы прежде
      чем до вершины, где обсерватория, дойти, слова надежды
      из уст священника струились словно дым,
      стоял на озере он одиноко средь сетей,
      к груди прижавши шляпу, а потом
      внезапно с неба грянул страшный гром.
      Молитвам вняв, на миг горы вершина
      повисла в воздухе, потом лавина
      обрушилась, засыпав и усопших, и живых.
      Вот эхо замерло. Вовек я не забуду тех секунд немых,
      такая опустилась тишина - и мгла
      как катаракта, ибо этой ночью
      на белом озере, что солнцем упилось,
      не наступила тьма, и не было луны,
      наверно, он до матки ей достал, толстушка
      в экстазе закричала, зубы сжала
      и укусила грудь мою так сильно
      что пролился на нас молочный дождь.

Непросто, правда? Дальше стихов уже почти не будет. Еще один кусочек, чтоб привлечь аудиторию :

       Округлое тело мадам Коттин, освобожденное от пут корсета, больно врезавшегося в кожу после обильной трапезы, подвергалось новому испытанию. Друзья щекотали и тыкали пальцами в её самые чувствительные места, а она вскрикивала, смеялась, бешено извивалась и отбивалась как могла в тщетных попытках избежать безжалостных рук. Она сболтнула, что боится щекотки, и теперь они пользовались этой оплошностью. Corsetiere не могла бороться с сильным молодым человеком, а ведь вместе с ним на неё навалилась девушка. Несколько раз ей почти удалось вырваться и спрыгнуть с постели, но мужчина вдавливал большие пальцы в самое нежное место на ляжках, и, ловя воздух ртом, она покорно падала навзничь. Потом, улучшив момент, когда она ослабела и не могла сопротивляться, они схватили её за ноги, широко развели их. И она снова визжала, извивалась и рычала от смеха, а они щекотали ей пятки. Юноша забрался на постель между её ног и закрыл рот поцелуем, так что пришлось пообещать, чтобы не задохнуться, что она будет хорошей девочкой и даст ему сделать это. Она судорожно втягивала воздух и смеялась все тише и тише, а потом смех перешел в частые вздохи. Ее губы растягивались в улыбке, или искали его, чтобы обменяться быстрыми легкими поцелуями....

Это стёб? Надеюсь, ведь роман "Белый отель" издан в огромном количестве и признанный множеством читателей, ставший международным бестселлером! По мотивам снят фильм голливудом. Для меня был сложный, да, что совсем не лестно и говорит о лени, как минимум.
          Вот его рецензия на сайте Либрусек: "Самая привлекательная особенность книги — ее многоплановость и разностильность, от имитаций слога переписки первой половины прошлого века, статей по психиатрии, эротических фантазий, до прямого авторского повествования. Из этих частей, как из мозаики, складывается увиденная с разных точек зрения история жизни Лизы Эрдман, пациентки Фрейда, которую болезнь наделила особым восприятием окружающего и даром предвидения; сюрреалистические картины, представляющие «параллельный мир» ее подсознательного, обрамляют роман, сообщая ему дразнящую многомерность. Темп повествования то замедляется, то становится быстрым и жестким, передавая особенности и ритм переломного периода прошлого века, десятилетий «между войнами», как они преображались в сознании человека, болезненно-чутко реагирующего на тенденции и настроения тех лет."
          Не совсем понял о чем идет речь, когда образ героини, взятый, кстати,  с реальной оперной певицы трагической и сложной судьбы с Украины, может вызвать презрение.
          То, что это стихи - говорят сами герои романа, называя их "неловкими". Стоит учесть,что это перевод самого  автора, англичанина, на русский, ну и стилистика обыкновенного человека, не поэта, я обратил внимание на них потому, что эти якобы "недостихи", наполнены  смыслом, певучей рифмой и пластикой, в отличии от самопальных. Трудно, например, назвать первую попавшуюся фразу не стихами:
      Да, я не знала прежде,
      что звезды, став снежинками, порой
      спешат совокупиться с озером, землей.
Хотя этот аспект мне вообще не интересен.
          Спасибо, SLG, что участвуешь в диалоге, думаю, кроме нас это мало кому интересно, ибо нам свойственно, наивно полагать, что то, что тронуло нас, кого-то волнует. Просто иногда хочется пообщаться о впечатлениях о прочитанном.
          Единственное, что меня оправдывает, что это признанные шедевры, возможно, кому то до сих пор не попались, и существует альтернатива сравнения с бумагомаранием